[Airadali]

Для денежной системы не существует идеального базиса. Оптимальное решение циклично, потому что все зависит от экономических условий.

Системы символических денег лучше всего работают, когда нужно сделать какую-то полезную продуктивную работу, потому что проще организовать предложение капитала для осуществления таких проектов. Золото, напротив, лучше всего подходит, когда следует избегать завершения проекта из-за неблагоприятного экономического прогноза. Ограниченное предложение золота нормирует капитал. Он не может увеличиваться в соответствии с безумными аферами и призрачными возможностями, предлагаемыми продвинутой, но трещащей по швам экономикой.

Так как идеальная денежная система циклична, то любая попытка решить ее раз и навсегда обречена на провал. Работающая система должна постоянно колебаться – расти и сужаться, расцветать и разрушаться.

Простейший способ получить представление о деньгах – и о роли золота в них – это обратиться к различным эпизодам из их истории, многие из которых послужат как для обучения, так и для развлечения.

Александр Дель Мар

Прекрасная «История денежных систем» была написана Александром Дель Маром (Alexander Del Mar) в 1886 году. Книга была достаточно важной, чтобы ее по-прежнему издавали в 1983 году, и также примечательно, что за 20 лет ее не распродали.

В ней описывается бесчисленное множество символических или «числовых» - денежных систем, включая бумажные деньги, шелковые деньги, медные деньги, железные деньги, рисовые деньги, таинственные деньги из кожаных мешков, рыбные деньги, глиняные деньги, фарфоровые деньги и многие другие.

Очевидно, Дель Мар был скрупулезным историком, который определенно враждебно относился к ведущей роли золота.

«Золотой стандарт или двойной стандарт - это термины, взятые из законодательства 16-го и 17-го веков, когда частным лицам разрешали чеканить монеты или, что то же самое, им было предоставлено право потребовать, чтобы правительство превратило их металл в деньги без налогообложения, убытков или затрат. Это идиотское законодательство лишило правительство контроля над деньгами необходимого для осуществления распределения богатства.».

Его доводы в пользу государственного контроля над деньгами доходчивы и основаны на историческом наблюдении. Но даже при этом, если какие-то слова и появляются на протяжении этой истории с завидной регулярностью, то эти слова – «золото» и «серебро». Регулярность циклического появления этих драгоценных металлов в качестве денег – это признанный факт, старательно задокументированный кем-то, кто этого вообще не хотел.

Ниже последуют примеры, взятые, по большей части, из книги Дель Мара, которые иллюстрируют несколько смен цикла от бумажных денег, обеспеченных драгметаллами, до самих металлов, и обратно. Местами сегодня они выглядят комично, но этого не предполагалось. По сути, гораздо больше абсурдности «загадочных кожаных мешков» поражает, насколько похожи сегодняшние денежные проблемы и насколько точно мы копируем давние решения.

Ионийские железные монеты - примерно 700 г. до РХ - современная западная Турция

Эти деньги античного греческого государства были описаны Аристотелем. Похоже, это была первая попытка, предпринятая в Клазоменах, одном из 12 ионических городов, создать полностью обеспеченную (постоянную) денежную систему. Она состояла из металлических дисков, довольно грубо отчеканенных государством и считавшихся заменителем золота (или, возможно, серебра).

Важным моментом в этой ранней попытке стало то, что она продемонстрировала необходимость применения продвинутых технологий при производстве денег. Металлические диски все время подделывались – и часто это происходило за границей. И так как их можно было обменивать на золото, то это случалось все чаще, из-за чего железо впало в немилость, и золото вернулось в качестве валюты.

Иония была успешной морской торговой цивилизацией и постепенно накопила огромный национальный запас золота, что, в конечном счете, продемонстрировало недостаток наличия слишком большого количества чего-то в мире, где не все государства могут делиться. Из-за своего богатства Иония стала мишенью, и царь Крез (по-прежнему знаменитый благодаря идиоме своим богатством, большей частью приобретенным с помощью военной силы) успешно завоевал ее с востока.

Ионийская система показывает систему обеспеченных денег, испорченную фальшивомонетничеством и вытесненную золотом, при этом золотомонетная система была разграблена соседним государством. С тех обе эти судьбы много раз постигали денежные системы.

Спартанские железные монеты – 700-350 гг. до РХ – Современный Пелопоннес, Греция

Эти монеты были достаточно знамениты, чтобы позднее стать предметом классической шутки Плутарха (примерно в 100 г). Допуская, что их номинальная стоимость соответствовала реальной, Плутарх предполагал, что при совершении самой скромной операции для перевозки этих денег потребуется подвода и лошадь. Шутка прожила дольше самих денег, вероятно, потому что в ней изображена абсурдная картина, но только дурак мог себе вообразить, что спартанцы покупали продукты, в течение 300 лет расплачиваясь пригоршнями железных денег.

На самом деле в то время спартанские железные монеты прекрасно действовали по номиналу как по закону, подтверждавшему их статус законного средства платежа, так и в соответствии с гарантией целостности государства. Эти деньги были разрушены только вследствие постепенного упадка политической мощи Спарты, а не из-за чрезмерной эмиссии монет. Когда Афины обогнали Спарту в культурном развитии через 50 лет после очевидной победы спартанцев в Пелопоннесской войне, спартанские торговцы начали терять доверие к железным монетам, и они все чаще прибегали в расчетах к золоту и/или серебру, что входило в систему.

Когда ситуация усугубилась, государство объявило, что «в Спарте больше не принимаются золотые или серебряные монеты» и что они должны «пользоваться деньгами, полученными ранее». Закон не применялся на практике, потому что выбор был суров – или никаких товаров вообще, или товары за золото.

Спартанцы либо уезжали (причем толпами, что привело к падению Спарты), либо пользовались золотом.

Спартанская система демонстрирует зависимость обеспеченной металлами денежной системы от мощи и целостности государства.

Карфагенские кожаные деньги - 450 г. до РХ. – Современный Тунис (Северная Африка)

Кожаные мешки в качестве денег использовались в древнем городе Карфаген, и суть этой идеи состояла в следующем: вместо того, чтобы чеканить все монеты из небольшого количества серебра, они изготовили приличное их количество из дешевого сплава и небольшой объем – из чистого серебра. Монеты – включая подделки – запечатывались в кожаный мешок, объявлялись серебром определенного номинала и считались нищего не стоящими, если мешок был вскрыт.

Этот очевидный курьез не слишком отличается от билета современной государственной моментальной лотереи.

Система просуществовала около 50 лет и вышла из употребления в конце 5-го века до РХ, когда укрепление военных успехов карфагенян – завоевавших Испанию – позволило увеличить предложение золота и серебра за счет испанских рудников, которые практически стали валютой, вероятно, потому что они были настоящими. Подобно своим предшественникам-ионийцам, Карфагенская империя пала в результате римских атак, частично связанных с золотом. Начавшиеся в результате Пунические войны закончились полным разрушением Карфагена.

Византийские железные пластины - 410 г. до РХ – Современный Стамбул

Благодаря своему идеальному стратегическому положению для торговли и защиты, Византия/Константинополь была естественным торговым центром на протяжении 2500 лет. После своего основания она быстро достигла высокого уровня экономического развития, необходимого для перехода древних цивилизаций на обеспеченные драгоценными металлами денежные системы.

Византия учла урок Ионии и при изготовлении железной валюты использовала передовые технологии того времени, что усложнило их подделку. Однако авторитет Византии как города-государства ослабел из-за нежелания создавать общие ресурсы за счет налогообложения, и общественное доверие к этим металлическим пластинам испарилось, потому что они выпускались в огромном количестве для оплаты общественных работ.

Позднее государство приватизировало финансовые операции, предоставив банку государственную монополию на выпуск денег. Этот банк применял золото для чеканки своих монет, что упростило ситуацию, но они все равно были переоценены, и хотя содержание золота увеличилось, это не способствовало прекращению фальшивомонетничества и контрабанды до тех пор, пока денежное обращение не вернулось к золоту, которое представляет ценность само по себе.

Из-за отсутствия доверия железные пластины стали пользоваться дурной репутацией в результате спонсируемого государством бюджетного разгула.

© Адриан Эш, глава аналитической службы сервиса BullionVault

[Airadali]

Афины - 500 - 300 гг. до РХ

Древние Афины постепенно стали демократией (хотя и живущей на иждивении многочисленного класса рабов) и имели некоторые черты, присущие современному демократическому государству. Это было место зарождения современной западной философии, культуры и правительственных систем. Это был также творческий центр влияния средиземноморской античности, по периметру которой всюду витали идеи и зарождались перемены.

Они разительно отличались от параллельной, но несколько старшей спартанской цивилизации. В некотором смысле они обе предвосхитили противостояние между современным капитализмом и почившим в бозе советским коммунизмом – с динамичной и творческой культурой, развивающейся параллельно по суровым законам более склонных к тенденции коллективных подходов, неизменным институтам и жестоким обращением с диссидентами.

Афины разрабатывали морские технологии и накапливали капитал за счет торговли. Эта империя – основанная на смеси торговли и насилия – протянулась до прибрежных регионов по всему восточному Средиземноморью, а в военном отношении они обладали лучшими техническими возможностями на тот момент, что означало военно-морскую мощь. У Спарты была более крупная армия.

Кроме того, у Афин были продуктивные серебряные рудники и достаточно прогрессивное правительство, способное выжать из них доходы для своей империи - якобы для защиты периферии. Их богатство стало феноменальным благодаря развивающейся торговле, добыче серебра и обкладываемой дани.

Эти деньги они тратили двумя способами. Первым были распри, которые постоянно грозили перейти в войну, особенно с реальными конкурентами наподобие Персии и позднее Спарты. Поэтому в большинстве подобных споров, в конечном счете, обе стороны обычно теряли наработанный годами престиж и скатывались до статуса второсортных империй. От сюда мы можем заключить, что затраты на войну и оборону были одной из постоянных и крупных статей государственных расходов в Афинах.

Другой способ нам посчастливилось видеть и сегодня. Громадные богатства Афин 5-го века до РХ были потрачены на постройку величайших общественных сооружений того времени. На системы всеобщего благосостояния и на публичную архитектуру. Цель заключалась ни много ни мало в том, чтобы обеспечить жильем богов, чьи предыдущие обители и храмы были разрушены персами в 480 году до РХ. Благодаря этому у нас есть Парфенон и другие великие здания Акрополя.

Они были недешевы, и даже в то время степень расточительности, связанная с их постройкой, вызвала значительную политическую критику.

Руководил этой перестройкой Перикл. Он был политиком во втором поколении, сыном умеренно значимого Ксантиппа. Перикл был мастером по манипулированию общественным настроением – сейчас его назвали бы «великим пропагандистом» - и жил как раз в то время, когда его умения впервые можно было использовать всерьез, чтобы вести новые демократические Афины в определенных направлениях.

Хотя он оказался неспособен завлечь в свои планы своего тогдашнего союзника, Спарту, ему удалось заручиться достаточной поддержкой у ближайших афинских сподвижников для финансирования амбициозной программы строительства, хотя для этого и пришлось прибегнуть к демагогии и даже религиозной проповеди. В действительности, он, возможно, даже руководил чем-то вроде заранее подготовленной программы экономического стимулирования Афин и был позднее обвинен именно в этом одним из основных источников исторической информации о его жизни [Плутархом].

Так или иначе, он тратил деньги и периодически продолжал участвовать в военных конфликтах. Он провел длительную и дорогостоящую кампанию по возвращению Самоса, ранее союзника, взбунтовавшегося в 440 г. до РХ. Кампания, в конечном счете, оказалась успешной в своих непосредственных целях, но разорительной для стратегических союзников Афин. Спарта – до этого момента, в общем-то, дружественная Афинам – могла с легкостью принять участие в кампании, но осталась в стороне.

Общая политика Перикла «отличалась твердостью вкупе с осторожным манипулированием дипломатической позицией с целью сохранения выгодной позиции Афин». Он распознал надвигающуюся войну со Спартой, которая могла бы никогда не начаться, если бы не обострение дипломатических отношений в ключевых торговых вопросах – особенно в отношении города Мегары, имевшего стратегическое значение из-за поставок продуктов питания и торговля в котором запрещалась Афинами. После военного принуждения большая часть Мегары оказалась под контролем Афин. Спарту не обрадовал этот прозрачный экспансионизм.

Хотя Перикл считал войну неизбежной задолго до ее начала и строил планы по ее финансированию, он недооценил ее вероятную продолжительность и стоимость. В 429 г. до РХ, наконец, разразилась Пелопоннесская война, продлившаяся 27 лет. Он застал лишь малую ее часть, умерев от чумы, прокатившейся по Афинам и унесшей значительную часть населения.

Окончательные финансовые последствия этой войны материализовались медленно, потому что в ее начале у Афин было много серебра и золота, которые циркулировали в качестве денег. Эти существенные металлические ресурсы использовались для выплат солдатам гарнизона, находившимся на чужеземной территории и которым для покупки товаров у местного населения требовались товарные деньги, а не афинская символическая валюта, не имевшая никакой ценности в своей правительственной гарантии.

К 407 г. до РХ металлический запас практически опустел, и афинскую внутреннюю валюту пришлось девальвировать, добавив значительное количество меди. Номинал монет был намного выше стоимости того скромного количества золота, содержащегося в ней. В 405 г. до РХ она была повторно девальвирована до существенно переоцененных медных дисков, бывших в обращении параллельно с ранее выпущенными золотыми и серебряными монетами, потому что даже на этой стадии государство все еще пользовалось финансовым доверием населения.

Но через год после этой девальвации 27-летняя война была, наконец, проиграна. Свою роль в этом поражении сыграла неспособность Афин далее платить за продовольствие своим оккупированным народам в подходящей им денежной форме или предлагать целесообразные материальные стимулы союзникам. Результатом стала полная бесполезность валюты со все более возрастающим содержанием меди, которая появилась в последние три года войны – когда закончились настоящие деньги.

Теперь-то Афины, вероятно, привыкли к символическим деньгам. Через 50 лет после окончания Пелопоннесской войны относительно стабильное государство вернулось к деньгам в виде медных дисков, которые официально подлежали обмену на серебро. Возможно, это был лучший период в культуре Древней Греции – время Демосфена, Сократа, Платона и Аристотеля. За все время появления легких денег, которыми, должно быть, наслаждались эти греки, не было ни единого упоминания об обмене медных денег.

Конечным результатом продолжительной войны стало обнищание государства, и после этих 50 лет дальнейшего процветания – эпохи, по сути, символических, но, тем не менее, надежных денег – завершение афинского политического и военного господства в регионе. Грубые и энергичные люди на севере от них, македонцы, считались в Афинах в период расцвета довольно отсталыми, но их король Филипп обладал известной проницательностью в политических и военных вопросах, и имел доступ к золотым рудникам. Это дало ему возможность платить македонской армии во время похода, так что он уверенно захватывал территории, приближаясь к Афинам, разбив их войска в битве в 338 г. до РХ и впоследствии предложив относительно благоприятные условия мира.

Греки какое-то время протестовали, но были окончательно и бесповоротно покорены сыном Филиппа, Александром Великим, завоевавшим полмира перед тем, как умереть в возрасте 32 лет.

Наследием невероятного военного успеха как Филиппа, так и Александра, был колоссальный долг. Их имперские достижения были краткосрочными отчасти по этой причине.

Тем временем, афинские деньги определили модель, которая повторялась в последующих империях: господство торговли, приток золота для балансирования экспорта, общественное благосостояние, свобода, самоуверенность, изобретение слабо регулируемых денег в качестве стимулирующего решения проблемы стагнации в экономике в зените, длительный успех, порожденный культурным импульсом и кредитной экспансией, которому суждено было сохраниться на протяжении десятилетий до окончательного обнаружения бессодержательности денежных обещаний, ведущего к быстрому национальному банкротству.

Римская республика - 385 - 207 гг. до РХ

Римская республика с умом воспользовалась денежными катастрофами, выпавшими на долю многих ее предшественников. Несомненно, римляне учились на чужих ошибках.

Их деньги была полностью символическими. Они были медными, а их номинал примерно втрое превышал стоимость сырья. Они были тщательно изготовлены с использованием инноваций чеканки, нежели литья, и использовавшиеся штампы были высочайшего качества и художественной сложности. Их было чрезвычайно сложно подделать, а наказания были тяжкими.

Более того, монополия на производство монет ревностно охранялась государством, а переоцененные монеты поддерживались дисциплинированным финансовым правительством. Вероятно, римляне первыми начали соблюдать собственное финансовое законодательство, ограничив предложение монет.

В результате на протяжении 178 лет не было зарегистрировано никакого обесценения. Наоборот. С ростом населения и экономики деньги – строго ограниченные в количестве – также дорожали.

Римляне осознали опасность чрезмерной денежной эмиссии. Пример публицистики почти того же времени демонстрирует уровень анализа, достойный Мильтона Фридмана (Milton Freidman), известного монетариста XX века.

«Продажа и покупка происходит от обмена. Древние деньги были неизвестны, и не было условий, согласно которым можно было точно оценить товар, но каждый, в соответствии с потребностями времени и обстоятельств, обменивал бесполезные для него вещи на полезные; потому что обычно так и бывает, что кому-то нужно то, что другой имеет в избытке. Но так как редко совпадало по времени, чтобы кто-то обладал тем, что нужно другому или наоборот, был выбран инструмент, законная и постоянная ценность которого устраняла, благодаря своей однородности, сложности бартера. Этот инструмент – будучи распространяемым официально – обращался и сохранял свою покупательную способность не столько благодаря своей реальной ценности, а за счет количества. С тех пор один аспект обмена называется товаром, а другой называется ценой». Павел Юлий (Julius Paulus)

Однако результатом строгой римской валютной дисциплины был постоянный недостаток капитала и тенденция не находить имеющемуся капиталу экономически продуктивное применение. Но по закону класс патрициев не мог вкладывать в непосредственно коммерческие предприятия, а вместо этого они принимали участие, главным образом, в строительство гражданских сооружений, способствовавших величию Рима. В результате экономика отставала от политического и гражданского развития республики, а между патрициями и плебеями периодически возникала враждебность. Римляне обнаружили социальную сторону кредитно-денежной политики, а именно – что несправедливое распределение капитала, возникающее при слишком ограниченной денежной массе, склонно приводить к общественному недовольству.

В конце концов, денежную систему Римской республики разрушили не общественные беспорядки, а Ганнибал. В ходе своей легендарной кампании, когда он проехал на своих слонах от Карфагена в Северной Африке через богатую серебром Испанию и Альпы, он угрожал Риму с севера.

Ганнибал завладел римскими медными рудниками на территории современной Тосканы на севере Италии и разорил многие города, где ходила римская валюта. При нем она обесценилась. Впереди его наступающих войск в сам Рим хлынули толпы крестьян, и римляне были вынуждены пользоваться не полновесными переоцененными монетами, чтобы финансировать массовые военные акции, необходимые для отражения нападения врага. Даже несмотря на то, что Ганнибал так и не занял Рим, угроза насильственного вторжения в Римскую империю безвозвратно разрушила финансовую систему.

После этого Рим стал совсем другим. Он был более милитаристским и экспансионистским (таким ему пришлось стать для поддержания милитаризма), и в течение 100 лет его республиканская политика переросла практически в диктатуру.

Тем не менее, его республиканская оригинальная денежная система существовала «на протяжении двух веков, за которые возникло все самое лучшее в Римской цивилизации, разрослось и созрело. Когда система пала, Рим потерял свои свободы. Государству было суждено стать еще более влиятельным и ужасным, но это государство и его граждане больше не были единым целым». Дель Мар

© Адриан Эш, глава аналитической службы сервиса BullionVault

[Airadali]

Китайцы не впервые встретились с бумажными деньгами. Они стали первыми применять бумагу в качестве денег – примерно в 140 году до РХ, хотя нам к сожалению известно, чем всё это закончилось.

В начале XI века в Китае в обращении была металлическая монета, но из-за избыточной эмиссии она очень быстро обесценивалась, так что для обозначения чрезмерно неудобных и крупных сумм использовалась настоящая «валяная» бумага. Эту инновацию ввел частный банк в провинции Сычуань. Выпущенные банкноты якобы подлежали погашению через три года. 15 подобных банков скопировали идею, и количество банкнот в обращении быстро возросло, и выросло намного быстрее, чем выросли резервы этих банков, поэтому к 1032 году все банки, выпустившие их, обанкротились.

Позднее китайское правительство к 1131 году выпустило свои бумажные деньги, которые по замыслу были предназначены для финансирования расходов на оборону, и вскоре после этого официальная бумажная эмиссия пошла полным ходом. Новые банкноты выпускались во всё больших и больших количествах, и право погашения металлом было вскоре совсем приостановлено. Банкноты вошли в обращение на фоне общественного доверия к институту государства, и провинциальные правительства начали эмиссию от своего имени уже к концу XII века.

В 1215 году ужасный Чингисхан завоевал большую часть Китая. Данный захват не стал мгновенным, по большей части оттого, что Чингизхан одновременно отправился завоевывать Азию и устрашать Восточную Европу, но позднее, в период между 1260 и 1263 гг, когда его внук Кублай был китайским императором, началась обширная эмиссия бумажных денег, известная как «Первая монгольская эмиссия», которая довольно быстро обесценилась.

За ней последовала «Вторая монгольская эмиссия», также не подлежащая погашению и не сильно ограниченная в количестве, которая пришлась на период с 1264 по 1290 гг. Марко Поло (Marco Polo) описал её в своей книге «Путешествия»:

«В то время императорский монетный двор находится в том же городе Ханбалык, и способ создания денег можно было справедливо назвать секретной алхимией, потому что делаются они так. Их изготавливают из коры тутового дерева, листья которого служат пищей тутовому шелкопряду, и этих деревьев так много, что целые районы полны ими. Берется определенное тонкое белое волокно, которое находится между древесиной и толстой наружной корой, и это волокно превращается в нечто, напоминающее листы бумаги, только черного цвета. Когда эти листы готовы, их разрезают на разные части.

Всю эту бумагу изготавливают с такими церемониями и значением, как будто она - из чистого золота или серебра, и на каждый лист приходится несколько чиновников, в обязанности которых входит поставить свою подпись и печать. А когда все подготовлено должным образом, главный служащий,назначенный Ханом, покрывает вверенную ему печать киноварью и прижимает ее к бумаге, чтобы на ней остался отпечаток красного цвета; после этого деньги считаются действительными. Любого, кто попытается подделать их, ждет смертная казнь. И Хан ежегодно требует печатать такое колоссальное количество этих денег, которые ничего ему не стоят, что они должны соответствовать по объему всем сокровищам мира.

Более того, всем купцам, прибывающим из Индии или других стран и привозящим с собой золото, серебро или драгоценные камни и жемчуг, не позволяется продавать их кому-то, кроме императора. У него двенадцать экспертов, отобранных для этого дела, - это проницательные люди, опытные в таких вопросах; они оценивают изделия, и затем император щедро платит за них этими бумажками. Торговцы с готовностью принимают его цену, потому что, во-первых, им никто больше столько не заплатит, а, во-вторых, им платят без задержки. А на эти бумажные деньги они могут купить все, что им захочется, в любой части империи».


«Это был самый блистательный период в истории Китая. Кублай Хан, покорив и объединив всю страну и включив в империю Бирму, Кохинхину и Тонкин, провел серию внутренних улучшений и гражданских реформ, поднявших завоеванную им страну до высочайшего уровня цивилизации, могущества и прогресса. За суетой предшествующих периодов последовало спокойствие; жизнь и собственность были под достаточной защитой; правосудие осуществлялось одинаково для всех; а в результате постепенного увеличения объема валюты, которая ревностно охранялась от подделки, стимулировалась промышленность и предотвращалась монополизация капитала. Именно в эту эпоху был построен Великий канал длиной 1660 миль, а также многие другие значимые сооружения». Дель Мар.

Инфляция началась в 1287 году. «Вторая монгольская эмиссия» продолжала обесцениваться примерно до 1310 года. Приблизительно в это время третья монгольская эмиссия сменила вторую, и соотношение 5:1, в соответствии с которым вторая заменила первую, удвоилось. Затем ситуация значительно изменилась в худшую сторону.

«Население и торговля существенно возросли, но эмиссия бумажных банкнот обогнала их обоих, и неизбежным последствием этого стало обесценивание выпускаемых бумажных денег. Все положительные эффекты валюты, которой позволили увеличиваться вместе с ростом населения и торговли, теперь превратились в те самые негативные последствия, которые появляются, когда эмиссия валюты обгоняет этот рост. Эти последствия не замедлили усугубиться. Чрезмерный и слишком быстрый прирост валюты привел к разрушению старого общественного порядка. Лучшие семьи в империи обанкротились, и общественные вопросы перешли в ведение новых людей, а сама страна превратилась в театр междоусобных войн и общественных беспорядков». Дель Мар

В завершающей фазе правления монгольской династии, примерно в 1350 году, были приняты колоссальные усилия по коррекции управления валютой, но ситуация была необратимой, потому что бумажные деньги выпускались в том или ином виде провинциальными и центральными правительственными органами, что привело к подрыву доверия.

После падения монгольской системы правительства, которое управляло столькими благами, чтобы наблюдать их разрушение в процессе финансового кризиса, возвышающаяся династия Минь выпустила еще больше бумажной валюты с напыщенным комментарием: «Эти бумажные деньги станут валютой и будут использоваться во всех отношениях наравне с медными деньгами». Общество не проявило доверия к этой декларации, и в результате валюты торговалась по курсу 17:13 относительно медных монет. Вскоре соотношение упало до 300:1.

Сообщалось, что золото и серебро незаметно вернулись в обращение. Если так и произошло, то это было совершенно неофициально, потому что в Китае в то время не чеканили деньги из этих металлов.

Ценные деревянные палочки в Англии – 1670 год

В то время, когда Отцы-пилигримы занимались основанием Америки, их английские братья-пуритане также избавлялись от религиозного подавления. К 1650 году Оливер Кромвель (Oliver Cromwell) отобрал трон у короля, отрубил ему голову и по известному сценарию захватил парламент, распустив его, когда тот угрожал выступить против него самого. Он умер, передав власть своему слабохарактерному сыну, очевидно, не обеспокоенному обвинениями в лицемерии.

С уходом Кромвеля Англия решила, что если ей и нужен король, то он должен быть настоящим. Так что они разыскали Карла II и вернули ему трон в 1660 году, через 11 лет после казни отца.

Новый король не обладал такими же полномочиями, как его отец. Большая часть того, что ему нужно было делать, теперь зависела от совместных усилий парламента. В частности, его лишили привилегии на королевский сбор налогов, отчего Карл был вынужден выпрашивать налоги у своего правящего партнера. Парламент собирался редко, и логистика сбора налогов вызывала дальнейшие отлагательства, так что денег всегда было мало, и король с трудом оплачивал свои счета вовремя.

Примерно в это время начиналось финансовое развитие Лондона. Золотых дел мастера – традиционно изготовлявшие ювелирные изделия и посуду – появлялись из числа потенциальных кандидатов как торговые группы, которые превратятся в современных банкиров. Они добились успеха благодаря хранению ценностей в своих хранилищах в неопределенные периоды гражданской войны, а также за счет усиления позиции Лондона в растущей европейской торговле, где требовался обмен иностранных монет.

Вскоре золотых дел мастера получили возможность давать в долг, из-за чего они стали ключевыми посредниками на развивающемся рынке правительственных долговых обязательств.

Работало это следующим образом. Будучи вооруженным разрешением парламента на сбор налогов, Карл немедленно превратил его в наличные, продав определенные векселя на будущие налоговые поступления со скидкой относительно их номинальной стоимости. Ювелиры, которым было нужно обеспечить свои частные счета и которые не могли продавать королевский долг, быстро теряли возможность ссужать средства королю. Так что было решено, что выплата долга будет производиться не непосредственно ювелирам-кредиторам, а любому владельцу долга, вследствие чего первоначальный кредитор получил возможность продавать свой долг кому-то еще и вернуть свои деньги.

Затем проблема состояла в том, как гарантировать то, что новый владелец долга – не будучи первоначальным заемщиком – сможет достоверно распознать подлинность векселя на предъявителя. И здесь природа предложила древнее решение.

Половинка деревянного бруса, расколотого посередине, идеально совпадет только со второй половиной. Так деревяшки стали ключевым компонентом английской валюты. Правительственное министерство по управлению долгом взяло симпатичную палочку из орехового дерева и сделало на ней насечки из разных символов для обозначения различных сумм, одолженных и полученных в долг. Затем палочки раскололи пополам, и на каждой половинке была часть зарубки. Одна сторона – имевшая деревянную рукоятку, известная как «пай» (stock) – хранилась в королевском казначействе, в то время как другая отдавалась ювелиру, который также получал бумагу с указанием даты и условий возмещения.

Система была простой и эффективной. Банкиры-ювелиры оказались благонадежными и продавали большую часть того, что к этому моменту называлось «акциями» друг другу для обеспечения ликвидности. У них были причины оставаться честными, потому что они были ключевыми посредниками на прибыльном и быстро растущем рынке. Со своей стороны, деревянные палочки было невозможно подделать, и король был основным и надежным гарантом всех долгов.

Именно совершенство этой системы, в конечном счете, и вызвало ее распад, потому что рынок вырос намного сильнее, чем требовалось. Прежде всего, источником предложения наличных были сами ювелиры-банкиры. Во-вторых, они давали в долг небольшую часть денег, хранившихся на их частных счетах, зная, что их собственный персональный кредит обеспечит их достаточным количеством денег, в случае если им понадобится вернуть деньги вкладчикам. Затем они поняли, что они смогут заработать больше, предлагая процент по частным вкладам с краткосрочным хранением, потому что период хранения исключал непредвиденные запросы на изъятие денежных средств. Выплачивая процент, они накапливали больше общественных средств, а эти деньги одалживались королю с растущей ставкой.

Вскоре Карл понял, что ему не нужно беспокоиться об одобрении повышения налогов со стороны парламента перед выпуском акций, потому что он мог продать их в любом случае, и начиная примерно с 1668 года стало общепринятым, что государственные заимствования обеспечивались некими будущими налогами на граждан страны; и эта предпосылка сохраняется и по сей день.

Отныне парламентское ограничение скорости эмиссии этого нового денежного средства было обойдено, и в ближайшее время половина Лондона процветала за счет кредита, обеспеченного ценными сломанными деревянными палочками. Так было, когда ситуация начала ухудшаться.

Когда заканчивались добровольные частные вкладчики, приходилось увеличивать количество зарубок, чтобы получить больше общественных средств. Ювелиры могли предлагать королю только такие скидки, которые они могли финансировать за счет привлечения вкладов, и к 1670 году королю приходилось принимать 10-процентную годовую скидку от номинальной стоимости его «паевых» долгов. К этому моменту вкладчики получали 7%, а посредникам доставалось остальное.

К 1671 году система практически перестала быть выгодной королю, потому что на выплаты уходила вся наличность, которую могли принести последующие эмиссии. Он высосал все частные деньги, которые он собирался получить, так что в конце года он потребовал еще больше средств для своего флота, банкиры не смогли их раздобыть – по любой цене.

Разозлившись, Карл кстати вспомнил, что часть займов, которые он недавно получил, были выданы ему по ставке, превышавшей 6-процентный лимит, дозволенный его собственными законами против ростовщичества. Он объявил эти долги незаконными и прекратил выплаты из казначейства. Эта временная мера, принятая 2 января 1672 года, была продлена после окончания года ещё на два, а после двух этих лет (кроме нескольких тщательно выбранных исключений) она стала бессрочной.

Результатом – часто повторяющимся с тех пор – стало следующее: оказалось, что те, кто кредитовал государство, непредумышленно предоставили все свои сбережения, нажитые непосильным трудом, в качестве добровольных налогов. Виноватыми оказались ювелиры. Их изображали как жадных оппортунистов, а некогда восторженные вкладчики проклинали их. 11 из 14 крупнейших обанкротились, доведя своих хозяев до разорения, банкротства, бегства, тюрьмы или смерти.

Скромная деревянная палочка так и не восстановила доверие к себе. Она была обречена на проигрыш своей близкой родственнице – бумаге.

© Адриан Эш, глава аналитической службы сервиса BullionVault

[Airadali]

Джон Ло (John Law) был шотландцем. Сын успешного банкира и ювелира, он родился в Эдинбурге в 1671 году. В 14 лет его отдали учиться ремеслу, и в 17 лет он вновь появился, чтобы получить наследство своего отца, который умер в том же году. К  тому времени он уже был известен благодаря своим редким математическим способностям и своей популярностью у дам.

Обогатившись за счет родового имения, он отправился в Лондон, где список его способностей пополнился игрой на деньги. Он постоянно выигрывал, и снискал ту смесь уважения и ревности, которая сопровождает человека, успешного как за карточным столом, так и в спальне.

К сожалению, его победы в спальне влекли непредвиденные скрытые риски. В те дни Лондон был местом, где за доброе имя леди могли застрелить (это было очень давно), и когда Ло вызвали на дуэль, он принял вызов и, не без оснований, застрелил своего соперника.

Общепризнанно, что хотя первоначально Ло был приговорен к повешению, ему помогли сбежать в процессе рассмотрения апелляции, а так как отныне Лондон стал для него опасным местом, он отправился в Европу.

Высокий пост

В течение нескольких лет он зарабатывал на жизнь своим умом. Он был транжирой, и такой образ жизни свел его с герцогом Орлеанским. Однако, как ни удивительно для игрока, даже тогда в Ло проявлялись первые признаки веры в высшую цель. Без особого предупреждения он уже опубликовал ряд серьезных статей по экономике и был он очень заинтересован в финансировании торговли, о которой он узнал в Амстердаме. Так что окружение герцога, который был намного влиятельнее Ло, хотя и не так умен, вскоре выслушивало его взгляды на экономическое управление.

Тем временем, история заканчивала жизнь великого короля. Людовик XIV умирал, и, будучи широко прославляемым и уважаемым при жизни, вскоре о нем будут вспоминать с некой горечью из-за размера государственного долга, который он оставил своему наследнику. Юному Людовику XV было всего семь лет, и его регентом был назначен именно герцог Орлеанский. Его непосредственной проблемой были 3 миллиарда ливров, одолженных мертвым королем.

Быстро последовала девальвация. Правительство обесценило деньги на 20%, что не принесло какой-то особой пользы, кроме вывода старых монет из обращения. Затем государство решило предложить награду доносчикам, сообщавшим об укрывательстве товаров. Виновных отправляли в Бастилию.

С ухудшением ситуации Ло появился на пороге дома герцога в Париже. Его план был прост. Ему доверят банк, управление королевскими доходами и право выпуска бумажных денег. Бумага будет выпускаться под залог правительственных доходов и земли – эту идею он предлагал в своих статьях много лет назад.

Королевский банк Франции

5 мая 1716 года был создан банк Ло. В дальнейшем его векселя могли использоваться для уплаты  налогов. Приобретаемый капитал на 25% состоял из монет и на 75% - из огромного числа государственных облигаций по номиналу (в то время торгующихся с большой скидкой). Затем, обеспечивая свои бумажные деньги не просто какой-то монетой, а монетой в обращении, во время выпуска банкнот он быстро обнаружил, что его бумагу предпочитали сомнительным монетам, которые только недавно обесценились в первый раз, и вскоре ожидалась повторная девальвация. С помощью этого впечатляющего маневра он собрал большую часть запаса драгметаллов страны. К концу года его банкноты стоили на 15% больше соответствующих монет, в то время как государственные долговые обязательства торговались почти на 80% дешевле номинала.

На этом он не остановился. Его следующим планом было выгодно использовать оптимизм по поводу активов Франции в Северной Америке. Он убедил герцога предоставить ему полную монополию на торговлю Франции на реке Миссисипи. Заполучив контроль над чеканкой монет, бумажными деньгами и налогообложением, он также обладал исключительной властью над великой надеждой Франции – торговлей с Новым светом. Он привлек капитал обычным способом, продавая акции по фантастической цене, которые подлежали оплате теми самыми государственными облигациями, от которых все жаждали избавиться.

«Страну начала охватывать спекулятивная лихорадка. Банк Ло сделал столько хорошего, что любым обещаниям на будущее, которые он посчитал нужным дать, с готовностью верили. Каждый день регент даровал успешному прожектеру новые привилегии. Банк получил монополию на продажу табака; исключительное право на аффинаж золота и серебра, и был, наконец, возведен до Королевского банка Франции. Испытывая головокружение от успеха, Ло и регент забыли о главном принципе: банкир, выпускающий бумажные деньги без необходимых средств для их обеспечения, заслуживает смерти. Как только банк из частного превратился в государственное учреждение, регент устроил эмиссию банкнот на тысячу миллионов ливров. Это было первое отступление от здравых принципов, и единственное, в котором несправедливо обвиняли Ло». Чарльз Макей (Charles Mackay) – 1841 г.

Вскоре после того, как монопольное право на торговлю с востоком было также передано компании, и после нескольких эмиссий акций – каждая из которых была дороже предыдущей – страждущая публика боролась за право сдать постоянно дешевеющие государственные векселя в обмен на банкноты Ло и стремительно растущие в цене временные акции Миссисипи.

Чудовище набирало силу само по себе. В Париже был бум. Товары роскоши распродавались, едва успевая попадать в магазины. Сады возле банка Ло превратились в палаточный город, который действовал как импровизированная фондовая биржа. Росли цены на недвижимость и аренду, в то время как акции просто росли и росли до тех пор, пока даже собственные кучера спекулянтов не стали магнатами.

Герцог мог только сделать вывод, что то, что было настолько полезно в данном конкретном количестве, что вряд ли будет хуже, если его увеличить вдвое. А что касается дополнительной торговли и явной нехватки наличных, чтобы поспеть за сумасшедшим обменом акций компании, он взялся проводить дальнейшие эмиссии через голову Ло, который, вероятно, не был настолько глуп, чтобы сделать это, но, должно быть, на время отказался от жесткой банковской дисциплины под влиянием всеобщего одобрения его финансовой изобретательности. Кроме того, запрет на это определенно разозлил бы его босса.

Примерно как раз в это время, когда Париж раболепствовал и поклонялся, прибыл принц де Конти, намереваясь купить столько акций корпорации, сколько он мог прибрать к рукам. Он был возмущен, получив отказ, и в результате отправил три подводы к банку Ло с требованиями немедленного возмещения – в монетах – всего запаса бумажных денег Ло, принадлежавших ему.

Принцу заплатили, но под угрозой крайнего неудовольствия герцога – вызвать которое было бы крайне глупо – рекомендовали немедленно вернуть две подводы. Он повиновался. Но этого было достаточно для появления более умных дельцов.

На первых порах обналичивать свою бумагу профессионалы стали небольшими порциями. Монеты, слитки, ювелирные изделия и всё, что подвергалось транспортировке, было тайно вывезено за границу – в Бельгию, Голландию и Англию.

Затем понадобилось законодательно установить наценку на банкноты относительно монет, и парламент объявил, что с этих пор стоимость монеты будет составлять всего 95% от стоимости бумаги. Этот указ был столь же полезен, как и любой подобный ему до и после того.

У Ло не было другого выбора, кроме как испытать последний главный шанс в своей банковской карьере. Сделав ставку на оставшиеся полномочия, он упразднил монету в качестве средства обмена, а затем в феврале 1720 года объявил незаконным обладание крупными суммами золота в любой форме. Затем он закрыл границы и разослал указы во все каретные сараи – отказывать всем путешествующим за границу в свежей лошади до проверки багажа инспектором. Значительные штрафы распределялись между казной и доносчиком.

К августу этого года всё было кончено, и Джон Ло был самым ненавистным человеком во Франции. К счастью, он жил в Венеции. Как все хорошие игроки он перешел к следующей игре, за счет которой он продлил свое существование еще на девять лет. Большая часть денег, которую он выиграл в этот период, составляли средства, потерянные им при оттоке капитала, который он объявил вне закона.

Скандинавские медные деньги 1600-1700 гг

Швеция 17-го века не была похожа на нынешнюю мирную страну. Шведы были хозяевами значительной и теперь, по большей части, забытой европейской империи.

В начале 17-го века революция в (голландском) Амстердаме привела к тому, что граждане захватили контроль над эмиссией монет. Голландские мореплаватели целыми лодками возвращали драгметаллы благодаря своему господству в мировой торговле. Шведы предполагали, что приток металла был связан с возможностью чеканить деньги частным образом.

Так в 1604 году серебро приравняли к металлическим деньгам, но при этом была введена 15-процентная наценка на монеты.

Это было очень резкое увеличение стоимости, из-за которого схема стала неэффективной. Шведское серебро просто ушло из Амстердама и было переплавлено голландскими банками на флорины (гульдены), которые были использованы на покупку товаров, которые, в свою очередь, были проданы обратно в Швецию. Шведские запасы серебра быстро исчезли за границей.

Шведский король Карл IX впоследствии, в 1607 году, подписал указ о том, что серебро можно размещать унцию за унцией в обмен на подлежащие выкупу далеры (талеры). Приглашение не было принято повсеместно, предположительно, из-за того, что народ понимал цену такого хранения. Тем не менее, существовало неограниченное законное право чеканить монеты из собственного серебра. Оно стало известно как «Право на свободную чеканку монет». В результате отныне появилось два способа неограниченного перевода металла в монеты – даже притом, что в Швеции было мало драгметаллов.

Кроме того, запасы серебра истощались и из-за договора о выкупе захваченной датчанами крепости Эльфсборга, по условиям которого шведы заплатили практически все, что у них было, за ее возвращение. У Швеции не осталось иного выхода и в связи с тем, что шведы контролировали лучшие медные рудники мира, в обращение начали входить сильно переоцененные медные монеты.

Возможно, у шведов и заканчивались запасы драгоценных металлов, но они по-прежнему обладали большой военной мощью, и эти медные монеты в дальнейшем выпускались в больших количествах Густавом II в 1625 году, чтобы финансировать войну против мстительного немецкого завоевателя Фердинанда II. Именно шведский король Густав разбил армии католиков Фердинанда за четыре кампании и, наконец, освободил северную Европу для ее преимущественно протестантского населения.

Но теперь военные долги государства вкупе со значительно переоцененными медными монетами и законодательной структурой, приспособленной для товарных денег, превратили Швецию в абсурдную систему медной валюты. Медь привозилась, чеканилась ради придания переоцененного статуса и быстро понижала деньги в цене до затрат на добычу самого сырья – которые в стране, богатой медью, были крошечными. Сбережения большинства населения были уничтожены.

Дочь Густава Кристина, унаследовавшая трон в возрасте 6 лет, постигала эти финансовые тайны в течение 12 лет, а по достижении совершеннолетия она велела выпускать медь, обеспеченную казначейскими векселями, которые назывались ассигнатами и циркулировали в качестве денег. После этого был учрежден банк, принимавший медь и выдававший квитанции под названием «транспортные билеты», давшие начало современной банкноте. Билеты было удобно использовать и, что было свойственно ранним бумажным деньгам, просто  подделать.

Прежде всего, эта популярная бумажная валюта наполнила банк медью. Но бумага потеряла доверие, и вновь возник спрос на твердый металл. Так что медь разрезали на листы, не особенно изящно штамповали и вновь пускали в обращение в виде денег кусками весом до 15 кг [экспонат, хранящийся в Британском музее, датированный 1658 годом, имеет длину около 65 см].

Люди должны были ходить по улицам и носить с собой эти огромные пластины, буквально балансируя их на своей голове. Поначалу это было всего лишь неудобно, но затем цена меди на мировых рынках обвалилась, когда шведские рудники лишились своего доминирующего положения, и деньги обесценились.

Наконец барону Георгу Генриху фон Гёрцу (George Heinrich von Goertz) пришла в голову идея предложить свои услуги главного банкира этой богатой медью, но отныне бедной стране.

Он отчеканил представительные деньги из меди, узаконил их с помощью изображения профиля королевской головы и назначил номинал монеты равным талеру. Он не ограничивал эмиссию и не заботился о качестве монет, которое уступало техническим возможностям того времени. Более того, он осуществил это мероприятие от имени администрации, которая практически полностью лишилась финансового доверия своего населения, и усугубил ошибку, допустив широкое распространение слухов о том, что в будущем сборщики налогов откажутся принимать эти монеты в качестве законного платежного средства. Иными словами, он нарушил все пункты кодекса руководителя центрального банка. Монеты стали ненавидеть, и они курсировали в быстро ухудшающейся шведской экономике.

Гёрц добился успеха в качестве министра в других сферах правительственной деятельности. Он не получил никакой прибыли от катастрофы, но его все равно винили в финансовых проблемах и последующем ослаблении шведской военной мощи.

По всеобщему признанию, в ответ на обвинение в «подрыве общественного доверия воображаемым деньгам» он произнес превосходную и четкую оправдательную речь, которую он сам составил, получив отказ в адвокате. Этого оказалось недостаточно. 3 марта 1719 года он стал первым обезглавленным банкиром современности, - это наказание в те времена было популярным.

© Адриан Эш, глава аналитической службы сервиса BullionVault

[михалыч]

 :)Андрей,спасибо. Некоторые моменты знал,но более развернуто нет. Ещё раз спасибо просто интересно. Люблю деньги во всех их проявлениях.

[Airadali]

:)Андрей,спасибо. Некоторые моменты знал,но более развернуто нет. Ещё раз спасибо просто интересно. Люблю деньги во всех их проявлениях.

Гринбакс – 1860 – 1880 гг. - Соединенные Штаты Америки

Несмотря на конституционный запрет на необеспеченные бумажные деньги, существовавший в то время, в 1862 году Авраам Линкольн (Abraham Lincoln) был вынужден выпустить первую партию того, что со временем превратилось в $450 000 000 «гринбаксов», необходимых для финансирования наступления северян во время Гражданской войны.

Гринбакс был кредит-нотой. В отличии от тогдашней американской валюты, он не подлежал обмену на золото. Он представлял собой обещание, что в какой-то неопределенный день в будущем его эмитент – правительство Линкольна – удостоит его возможности обратного обмена на обеспеченную золотом  валюту. Конечно, это было пустое обещание, выполнение которого зависело от исхода войны. Этот факт не ушел от внимания населения.

Когда солдаты отсылали свои гринбаксы домой, они считались неполноценными в сравнении с более стабильными деньгами, обеспеченными золотом, и разница в цене между ними росла в соответствие с тем, какой тип денег использовался. В то время как опасения по поводу длительной и дорогостоящей войны достигли пика, доверие к правительству Линкольна падало до тех пор, пока разница в цене не достигла 3:1, и даже это пошло гринбаксу на пользу, потому что возникли сомнения в самой обеспеченной золотом валюте – право выкупа которой было приостановлено с тем чтобы не дать ее владельцам опустошить казну, так как они страховали свое будущее металлом на случай неудачного исхода войны.

Но – редкое явление – гринбакс был выкуплен примерно через 15 лет. Этот простой факт опровергает распространенное мнение о том, что «все системы бумажных валют, в конечном счете, оказываются катастрофой». Напротив, эту конкретную валюту можно назвать успешной – особенно для тех, кто приобрел репутацию своего правительства с большой скидкой.

Мы можем заключить, что история с гринбаксом восстановила доверие к системам бумажных денег, но это было бы слишком просто. Существенным фактором выкупа была коррупция. В то время не существовало такой вещи как инсайдерские сделки, и единственным приемлемым планом действия для тех, кто знал о возможном выкупе сомнительной бумаги, была ее покупка. На самом деле, одной из конституционных причин для здоровых денег, в первую очередь, была необходимость предотвратить конфликт там, где можно было извлечь пользу из этих привилегированных знаний. Несомненно, что к моменту выкупа значительная часть купленной по дешевке бумаги оказалась в карманах чиновников, их друзей и коммерческих партнеров. Они заработали за счет коллективных усилий тех, кто владел этой бумагой во времена ее дешевизны.

«Гринбаксы перестали считаться законным средством платежа после того как постановлением Верховного суда их объявили неконституционными деньгами. Кто же заставил Верховный суд объявить вне закона сам инструмент финансирования победы Севера? Им был тот самый человек, который положил ему начало. Потому что к 1870 году председателем Верховного суда стал не кто иной как бывший министр финансов, Сэлмон Чейз (Salmon P. Chase)».

В конечном счете успешный выкуп гринбакса был палкой о двух концах. Этот опыт государственного заимствования по принуждению послужил важным фактором в стимулировании следующего поколения политиков к осуществлению дефицитного финансирования в 1930-е годы, ставшего причиной сегодняшнего частного благосостояния и государственного долга.

Веймарская гиперинфляция – 1923 г - Германия

Наиболее известная из современных денежных катастроф произошла в Германии в 1923 году. Косвенной причиной немецкой гиперинфляции был Версальский мирный договор, завершивший Первую мировую войну. Более прямой причиной был размер репараций, которые немцы должны были выплачивать победителям. Еще более прямой причиной была оккупация Францией и Бельгией промышленного центра Германии в Рурской долине в качестве попытки добиться выплаты этих просроченных репараций.

Германия уже становилась неуправляемой, в то время как демократы, республиканцы, коммунисты и правые радикалы боролись за власть. Убийства по политическим мотивам были обычным делом.

В ответ на оккупацию Рура правительство поощряло закрытие фабрик, чтобы не позволить иностранным оккупантам добиться своего, и предложило немцам, потерявшим работу, выплаты свеженапечатанными деньгами.

Результаты хорошо известны. Цены в ресторанах росли во время еды; работникам приходилось платить дважды в день; печатные станки потребляли колоссальное количество бумаги; население начало скупать акции, чтобы сохранить деньги, и финансовая спекуляция вышла из-под контроля. В эту эпоху хорошо было тем, кому нечего было терять, но для любого, кто создал хотя бы маленькое состояние в недалеком прошлом, это была катастрофа. Немецкие вкладчики потеряли всё.

Инфляция была революцией богатства – переместив его из карманов тех, кто делал сбережения, в карманы тех, кто заранее предвидел ход событий. Она довела громадное количество представителей обнищавшего среднего класса до отчаяния и даже самоубийства.

«Молодые и находчивые добились успеха. За одну ночь они стали свободными, богатыми и независимыми. Это была ситуация, в которой умственная инерция и надежда на прежний опыт наказывалась голодом и смертью». Себастьян Хаффнер (Sebastian Haffner) – 1939 г.

Чему мы научились?

Эти эпизоды из истории денег совершенно разные и представляют собой малую долю важных исторических фактов о денежных системах.

Эти эпизоды нелегко сравнивать с современными обстоятельствами. Но, вероятно, более близким к нашей сегодняшней ситуации был Китай во времена Кублай Хана. Его границы были защищены, он был полностью уверен в своих государственных институтах, он испытал длительный период значительного экономического успеха и создал гражданскую и коммерческую инфраструктуру с помощью ничем не обеспеченного капитала. Кредит в виде государственных и корпоративных бумаг вливался в невиданных доселе количествах.

Население вкладчиков владело бумажными обещаниями богатства, которых было столько, что все были счастливы.

Похоже, в Китае произошло следующее. Многочисленное и доверчивое население работало усерднее обычного, чтобы накопить валюту, респектабельность которой обеспечивалась очевидной надежностью незыблемой империи. В то время как народ стремился накопить эти деньги, государство наживалось на увеличении производительности заинтересованного населения, а государству это ничего не стоило. Инфраструктура империи была построена на доверии, ее экономика росла на доверии. Этот рост стал возможен благодаря силе убеждения населения страны в том, что его труд правомерно вознаграждается символической императорской бумагой.

Ханский Китай наслаждался самым лучшим уровнем жизни – что неудивительно – когда люди работали за нечто, что государству практически ничего не стоило вводить в обращение в еще больших количествах. Для осуществления этого требовалось почти всеобщее доверие к системе, и неудивительно, что этот период был признан периодом просвещенного экономического управления – это убеждение сохранялось в течение нескольких десятилетий на протяжении стабильной валютной инфляции (которая также была знакома Афинам во время пышного увядания через 60 лет после 400 года до нашей эры).

Однако период наибольшего успеха и процветания предшествовал быстрому финансовому и политическому упадку. Когда доверие к валюте угасло, мгновенно произошел полный обвал стоимости сбережений во всех формах, и массовая энергия, необходимая для сохранения империи, быстро исчезла. И когда его некогда надежные институты рухнули, само государство уничтожило себя изнутри в течение нескольких лет.

В то время редкие обладатели золота – которое в любом случае не играло официальной роли в денежной системе – стали свидетелями быстрого роста своей персональной покупательной способности.

Золото на перекрестке денежных систем.

Это поможет проиллюстрировать одну из монетарных функций золота.

Прежде успешная, основанная на кредите, система, в конечном счете, рухнет под весом исторических обстоятельств и избыточного кредита, набранного во время наибольшего успеха. В процессе коллапса один денежный резерв за другим съедают сбережения вкладчиков. Если они владеют эффективными долгосрочными облигациями вроде пенсий, то банкротятся страховые компании. Если они владеют государственными долговыми обязательствами, то банкротятся эмитенты. Если они владеют банкнотами, банкротятся банки. Для того, чтобы население начало распознавать риск в каждой модели, основанной на кредите, достаточно всего нескольких банкротств. Их вера в эти компании испаряется, и они начинают остро осознавать опасности всех неосязаемых активов и всего того, что можно относительно просто увеличить в объеме. Именно тогда они начинают с одержимостью думать о вещах, объем которых имеет какие-то фундаментальные пределы.

Становится понятно, почему золото вновь возникает в качестве единственных настоящих денег во времена такого сильного экономического истощения. В такой период наиболее ценным активом является то, что не подвержено разрушению, а так как человек не способен изменить ограниченность предложения золота (и так как им можно владеть тайно), именно этот металл выступает в качестве средства сохранения и перемещения капитала на стыке более длительных периодов обращения бумажных денег, обеспеченных драгметаллами.

В редкие моменты перехода от одной фазы движения колеса оптимальных денежных решений к другой, именно владение золотом позволяет смелым еретикам захватить контроль над крупными объемами капитала. Несмотря на то, что золото возвращается в моду, неизбежно прорастут семена новой системы необеспеченных валют, которая постепенно его заменит, потому что золота всегда будет не хватать для финансирования возможностей для роста потенциально успешной экономической ситуации.

Когда экономические условия являются подходящими для эффективной работы и полезного бизнес-развития, золото является низшей формой денег. Если взять две смежные валютные системы – обеспеченную золотом и необеспеченную, то при равных возможностях и соответствующем спросе необеспеченная система легко обгонит по показателям систему золота. Более храбрый предприниматель одновременно поддержит 2, 3 или 4 компании, нежели один проект, как того позволит золото, и они, как правило, выигрывают гонку на вершину экономической пирамиды.

В итоге половина успеха состоит в том, чтобы понять, что нет никакого вечного ответа, и что конечный успех зависит от способности проявить гибкость и заработать на возвращении к символической денежной системе.

Золото как предпочтительные деньги

Но золото появляется не только в момент смерти старой системы необеспеченных денег.

Напротив, золото также служит в качестве денег при совершенно противоположных обстоятельствах, когда все идет хорошо; так хорошо, что его действительно хватает на всех.

Имеющиеся доказательства дают повод предполагать, что золото будет часто использоваться в качестве денег богатейшими торговыми культурами (или иногда – международными мошенниками) в любой период.

Когда ионийцы были торговым центром влияния восточного Средиземноморья, их валютой стало золото – вытеснив железо. То же произошло и с афинянами. В первом тысячелетии это было с римлянами, с венецианцами в начале возрождения, с испанцами в 16-м веке, с Британией в 19-м веке и с Америкой до 1933 года. В каждом случае, за исключением испанцев, которые попросту занимались захватом металла, эти общества наслаждались значительным и длительным положительным торговым балансом. (Справедливости ради стоит отметить, что некоторые исторические законы торговли не столь отличались от испанского захвата золота).

Они балансировали счета золотом. Его попросту было проще всего купить и привезти домой из заморских похождений – будь то военные или торговые походы – и оно также позволяло избежать рискованного накопления иностранного богатства.

То, что золото должно балансировать счета, не предписывается никаким финансовым руководством, это попросту оказывается очень удобно, потому что золото компактное, редкое, легко распознаваемое, не подлежит изменению в составе в разных странах, неизменно сохраняет международную покупательную способность и после аффинажа в его стоимость не входят технические, законодательные/административные или трудовые затраты. Оно является идеальным средством репатриации иностранных прибылей.

Спекулянты и авантюристы, привозящие золото на родину, начинают оплачивать покупки металлом. Они даже могут сами чеканить монеты, а те, кто контролирует государственные деньги, стремятся к сопутствующему престижу. Там, где золото является денежной единицей в ходу у богачей – и оно присутствует в достаточном количестве – центральный банк не видит причины, почему ему не взяться за выпуск золотых монет или обеспеченных металлом банкнот. Именно это часто и случалось.

Но это не происходит сразу и везде, а, на самом деле, только в одном или двух мощных государствах в мире. Накопленный капитал разрушает продуктивную энергию его создателей. Местные производители начинают делать упор на поставку товаров, которые бедным странам либо не нужны, либо не доступны по цене, и приток металла прекращается. В то время как торговая мощь постепенно теряется, доминирует сила закона Грешема, и обращение золота необратимо сокращается – как обнаружил Уинстон Черчилль (Winston Churchill), попытавшись вернуть Британию к золотому стандарту в 1925 году.

Основанные на золоте деньги – даже для экономических супердержав – это временное явление. Они выходят из обращения и находят новых крупных поставщиков – к которым оно, в общем и целом, притягивается при урегулировании новых международных торговых долговых обязательств.

Любопытно отметить, что сильнейшие страны-экспортеры последних 50 лет (особенно Япония и Германия) решили накапливать американские доллары вместо золота, а теперь вместо металла внутри страны эти крупные экспортеры владеют значительными долями – очевидно, около 40% - акционерного капитала зарубежных стран (особенно Соединенных Штатов), которые скупают их экспортные товары.

Это идет вразрез с обычными внешнеторговыми моделями. Это означает, что Германия и Япония доверяют американскому народу охрану права иностранной собственности над шкурными интересами Америки.

В то же время, это объясняет – частично – относительную доступность золота и его низкую стоимость предыдущими вопросами. Кроме того, возникает  вопрос об отношении к долларам (и золоту) последующих поколений экспортных сверхдержав.

Известно, что арабские нефтяные экспортеры все больше интересуются золотом, притом, что Дубай обладает крупнейшим запасом золота на душу населения в мире, а Саудовская Аравия проявляет все меньшую терпимость к долларам. Равный интерес представляет собой и растущий спрос со стороны Китая. После продолжительного запрета на частное владение золотом и сопутствующего роста в статусе мирового экспортера Китай недавно создал Шанхайскую биржу золота и позволяет иметь золото частным лицам. Было бы ошибочно предполагать, что это предвещает всеобщее применение золота в качестве денег в Китае, однако его использование среди торговой элиты китайского общества определенно сопоставимо с предыдущими эпизодами.

© Адриан Эш, глава аналитической службы сервиса BullionVault